Эксперт, #6 (313) от 11 февраля 2002

Михаил Матовников (Зам.ген.директора Рейтингового агентства "Интерфакс", к.э.н)

В странах с развитой экономикой доля индивидуальных рисков в общем портфеле рисков банка значительно выше, чем у банков развивающихся стран и стран с переходной экономикой. Из-за этого в развитых странах причиной банкротства банка чаще всего являются ошибки менеджмента, а массовые банкротства редки. В развивающихся экономиках, напротив, даже несмотря на невысокий в целом уровень управления банками, вклад системных причин банкротства оказывается заметно выше, что приводит к частому возникновению банковских кризисов, когда в тяжелом положении оказываются многие банки.

Российский опыт показывает, что, например, в результате кризиса 1998 года неплатежеспособными оказались не только банки с российскими капиталом и менеджментом, но и иностранные банки, управление рисками в которых должно быть в принципе поставлено лучше. На конец 1998 года у шести из двадцати банков со 100-процентным иностранным капиталом, которые действовали в России и по которым имелись данные, балансовый капитал оказался отрицательным.

В России положение об ответственности собственников за банкротство банков планировалось внести в законодательство еще до конца 1997 года, но внесение соответствующих изменений несколько задержалось. В Законе "О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций" от 25 февраля 1999 года появилось положение об ответственности собственников банка за доведение его до банкротства.

В законе определено, что в случае банкротства кредитной организации по вине ее учредителей (участников), которые имеют право давать обязательные для данной кредитной организации указания либо имеют возможность иным образом определять ее действия, на указанных учредителей (участников) возлагается субсидиарная ответственность. Но в законе не были определены критерии, по которым собственники банка признавались ответственными за его банкротство, а потому статья эта реально не работала.

Изменения, внесенные в закон 19 июня 2001 года, конкретизировали эти критерии и установили дополнительные ограничения на участие в капитале банков лиц, если они были признаны ответственными за доведение банка до банкротства.

Вряд ли даже установленная законом субсидиарная ответственность, даже если будет доказана вина владельцев, окажет значительную помощь кредиторам. Дело в том, что с юридической точки зрения собственниками банков зачастую являются компании, созданные специально для владения акциями данного банка и не ведущие никакого иного бизнеса.

Нет нужды говорить, что при такой структуре собственности кредиторам вряд ли стоит рассчитывать на закон, предписывающий субсидиарную ответственность акционеров, не говоря уже о том, что доказать вину владельцев кредитной организации в ее банкротстве тоже далеко не просто. Именно возможность быстро менять формальную структуру собственности во вновь организуемых банках способствовала распространению практики перевода активов из одного банка в другой после кризиса 1998 года. Если бы акционеры, контролирующие проблемные банки, знали, что вход в банковский бизнес для них в дальнейшем был бы закрыт, очень вероятно, что и результаты кризиса для кредиторов были бы совсем иными.

Наибольшая определенность со структурой собственности наблюдается в банках, принадлежащих государству (Внешторгбанк, Сбербанк и Российский банк развития) и иностранным банкам.

Несколько более запутана структура капитала ряда банков, принадлежащих крупнейшим государственным предприятиям. В частности, если структура собственности Газпромбанка и Транскредитбанка сравнительно ясна, то у Гута-банка не менее 45% уставного капитала принадлежат компаниям с ничего не говорящими названиями, каждая из которых на 99,9% принадлежит другим компаниям с не менее невнятными названиями.

Выяснить же истинных акционеров частных банков подчас оказывается неразрешимой задачей. Определить владельцев банка невозможно в силу разных обстоятельств. Среди 50 крупнейших банков нашлись два банка, у которых нет акционеров (участников), владеющих более чем 5% уставного капитала. Казалось бы, головные банки крупнейших российских финансово-промышленных групп должны иметь не менее ясную структуру капитала, чем банки, принадлежащие крупным государственным предприятиям. Однако у Росбанка на акционеров, владеющих более чем 5% капитала, приходятся 43,7% капитала, в Доверительном и инвестиционном банке на долю крупнейшего акционера - НК ЮКОС - приходятся менее 20% капитала, еще 17,2% находятся в собственности у компании "Венера-XXI", которая, в свою очередь, принадлежит компаниям "Алан" и "Полимаш". Аналогичная ситуация и в банке "Менатеп-Санкт-Петербург". Там ЮКОСу тоже принадлежат менее 20%; компании "Газэнергофинанс", связанной с "Газпромом", до недавнего времени принадлежали 15,2%, остальные крупные акционеры никому не известны. В ИБГ "НИКойл" одноименной нефтяной инвестиционной компании принадлежит менее трети капитала, но немногим более 60% капитала владеют компании с поэтическими названиями "Былина", "Дубрава", "Волна", "Палица". Из списка акционеров второго уровня мы узнаем, что реально 33,3% капитала банка контролируются четырьмя физическими лицами, а 7,3% косвенно принадлежат все той же НИК - "НИКойл".

С изменением организационно-правовой формы собственности ситуация заметно не улучшается. Так, после недавнего акционирования Межпромбанка из его отчетности по ценным бумагам вряд ли можно будет лучше понять состав его реальных акционеров.

Согласно правилам ЦБ юридическое лицо, приобретающие более 20% капитала банка, должно иметь устойчивое финансовое положение и действовать не менее трех лет. К ходатайству на приобретение более 20% акций банка должны быть приложены учредительные документы и список акционеров компании-приобретателя, ее балансы за последние три года, заверенные аудитором, подтверждение ГНС об отсутствии задолженности перед налоговыми органами, расчет чистых активов компании-покупателя и заключение антимонопольного органа.

Среди акционеров банков очень много подставных контор, не ведущих собственного бизнеса. Не удивительно, что они предпочитают не проходить подобные процедуры контроля.

О том, насколько акционеры банков не хотят проходить строгий контроль, красноречиво говорит то, что почти 35% из числа 50 крупнейших банков не имеют акционеров, владеющих более чем 20% акций. Среди 14 банков, где крупнейшему акционеру принадлежат более 80% капитала, девять банков являются иностранными, один (РБР) находится в собственности РФФИ, один (ВТБ) принадлежит ЦБ, а еще один - Башкредитбанк (ныне переименован в банк "Уралсиб") на 86% принадлежит правительству Башкортостана.

Итак, пока что при анализе того, кто стоит за банком, более уместно пользоваться "общеизвестной информацией", чем отчетностью самих банков. Подобная ситуация плоха не только для кредиторов, но и для регулирующих органов, ведь до тех пор, пока не станут видны реальные владельцы банка, не заработает и большинство пруденциальных норм, в частности ограничения на кредитование акционеров и связанных заемщиков, санкции в отношении недобросовестных собственников и многое другое.

Во многих развитых странах банки с подобной структурой собственности не смогли бы функционировать, не получив разрешения регулирующих органов, в России же таких банков большинство, и закрытие банков, не прошедших строгий качественный анализ, не может расцениваться как способ решения проблемы. В конечном итоге сокрытие реальных владельцев сильно тормозит развитие самой банковской системы, но прежде чем это начнут понимать не только кредиторы, но и сами банки, пройдет еще немало времени.